Стихи современных поэтов

А вчера у нас на крыше Приземлился вертолёт! Приземлился-придомился, Взбудоражил весь народ. Во дворе стоят зеваки, Кверху головы задрав.

В музее бархатный уют И мрамор полосатый. В музее тапочки дают, А стулья — экспонаты! На них сидеть уже нельзя И мимо тапочки скользят. На потолке — картины

Я алхимически касаюсь Твоей Божественной природы. И неважны здесь расстоянья, А время – вечная весна. Я каждый день тебя целую, И знаешь, поцелуй тот слаще

Человек – в космосе, человек – в космосе! Звездолёт вырвался с неземной скоростью. У него в корпусе каждый винт в целости. Человек в космосе – это Пик Смелости!

…В глухой провинции Вселенной Планет, что снегу, намело. На космонавта смотрит Ленин С портрета дружески светло. В глазах спокойное вниманье, И утвержденье

Пусть померк в лучах победы Вашей Этот факт… А дело было так: Мы купили с дочерью Наташей Жаворонков, скромных певчих птах. Дали хлеба милой певчей паре

Я ищу ответы На свои вопросы — Горькие победы Дарятся непросто. И они приходят Вместе со словами, Долго где-то бродят — И приходят. Сами.

Когда знакомые слова я слышу О набожности без следов конфессий, — То европеец, брат по вере, дышит, То зреют неизбежные процессы. Европа, породившая Элладу

Наш благородный клан сынов Европы Подгнил и сдался чуждым племенам, И дух, совсем недавно столь высокий, Устал и опустился… Горе нам! Неся разврат, они

Потратив век, чтоб научиться видеть, Учусь, как, различая, не страдать, Добро и зло любя и ненавидя, Привязанностей бренных избегать. Увидеть, различить

Я знаю: мне его совсем не нужно, Он несвободен, стар и нехорош, Упрям, сентиментален и недужен И на змею премудрую похож. Неистовство опять меня толкает

Такая тяжесть накатила, Событий столько набралось, Что прежде ясное светило, Уставши, излучает злость. И это только лишь начало, Какие беды впереди?

Собираю м’озги в кучку Под разумный колпачок, А выходит в результате, Как обычно, — дурачок!

Отвергнута, но только не забыта, Измотана, но только не до дна, И сердце совершенно не разбито, И не грущу, хотя опять одна. Я все сказала, что сказать

Когда мне говорят, как славна вера, Каких высот она смогла достичь, Я вспоминаю прежних культов меру И красоту языческую притч. Дары средневекового искусства

Служителя я знаю одного, В нем вижу отраженье этой веры, Во всех чертах характера его — История, подъемы и измены. Он очень строг, силен и знаменит, Неистовых

Европа, превзошедшая весь мир, Достигшая в трудах вершин незримых, Смешавшись с чужеродными детьми, Хиреет, повторяя судьбы Рима. Где вера?

Идеи, мысли и дела, Мировоззренье непростое — Что, если фикция одна, Лишь словоцветие пустое? Сомненье мучает меня: Что, если все понятья ложны, Что, если

Над картою, залитой светом, Я размышляю не спеша. Здесь есть таланты, и при этом Есть бесконечная душа. Здесь глупость есть и есть пороки, Ошибки, ложь

Сатурн толкает Солнце ввысь, Калеча, раня по дороге, С таким Сатурном уродись, — И жди тогда печалей многих. Беда снаружи и внутри: То лень, то разные

Я жду понятную беду: Грядут два месяца событий, В страданий тяжких череду Из прошлых бед проникнут нити. Их невозможно избежать, Их избегать совсем не

Мое неистовое Солнце — Беда для тех, кого люблю… Привычный и печальный нонсенс: Сама сгорая, их гублю.

По шумной трассе, поперек Ползет букашка. Какой-то случай уберег: Жива, бедняжка. Уж сколько метров позади: Букашкин слалом, Ну а машины — ни би-би: Жуков навалом.

Мой ум ленив и беспокоен И для науки явно плох, Он был бы жалости достоин — Когда бы не было стихов.

Слова приходят свыше, Они живут и дышат.

В Европе улочки старинны И много милых уголков, На протяжение веков Сохранены в порядке чинном. Вздыхает с завистью понятной Наш избалованный турист: Ведь

Я несчастный сублимант, У меня один талант: Я страданья превращаю В говорильный диамант.

Прибавлю две жемчужины к собранью, К моей коллекции минут счастливых, Столь небогатой, сколько и бесценной: В ней пара взглядов и десяток слов.

Когда и самые печальные событья Все — Воля Господа на этом странном свете, Для грусти нет причины. Прочь, тревоги! Коль в боли польза, пусть приходит боль.

Я повторяю сказанное мной, Чтоб убедиться: я чего-то ст’ою, И если в чем-то я была смешной, То в чем-то — благородной и простою.

Я соглашаюсь быть примерной, Молчать побольше, чем всегда: Моей любви, собачье-верной, Не изливаться в никуда. Умом послушно отдаляюсь, Твержу себе о суете

Разрыв, разрыв, опять разрыв, Все так знакомо, что не больно. Опять до точки докатив, Я большее не хочу, довольно! Я слишком много говорю, Я слишком много

Предвидя неизбежность пораженья И зная всю болезненность потерь, Я ввязываюсь в новое сраженье, Не думая о будущем теперь. Я знаю, этот вовсе безрассудно

Мне звезды говорят, что я любима, — Могу ли верить странности такой? Волнующе-печальная картина: Я в самом сердце, но живет с другой. Судьбы все повторяющийся

Порой погрязнув в сутолоке нудной, Суровей, суше становясь и злее, Я сохраняю в памяти подспудной, Что все же я стихи писать — умею. Мне стыдно не писать

О, сжалься над моей бедой, Смотри, как это сердце плачет, Уйдя однажды за тобой, Уже не может жить иначе.

Все силы, данные сегодня, Спеши использовать успеть, Спеши мелодию Господню Неровным голосом пропеть.

Сяду тихо в уголке, Колы надудукаюсь… Так и жить на свете мне: Головою стукаясь…

Сегодня ум был подчинен греху — Гордыне, изувеченной глубоко, Игра смогла отвлечь мои печали И развлекла Меркурий — понапрасну… Планеты пораженные на небе

Мне выпала судьба такая, Проверено за много лет: Все познавать — не обладая, Любить — без права на ответ.

Гляжу на кущи Бельведера: Их геометрия проста — Живут, острижены примерно, Мечтать о воле перестав. Их подстригают ежедневно, Шары, кубы — из века в век

Я славы не ищу: обманчивая слава Одних сторонится, к другим случайно льнет, И нет пока заслуг, чтобы она ласкала, И нет везения — скорей наоборот.

Разносится, б’ухая, ритм далеко, Хасидское техно, хей-хо. Два парня танцуют на крыше легко, Хасидское техно, хей-хо. Слова напевают библейских стихов

Рожденный временем неблизким, Сонет — хранитель красоты; Хочу вплести в венок английский Родной словесности цветы.

Все ниже, ниже самолет, Внизу — все та же гладь морская, Волнуюсь, глаз не опуская: А вдруг он в воду упадет? Внезапно — берег под крылом, Так близко

Я взгляды пью, тяну по капле, Малейший бережно ловлю, Чтобы сомнения иссякли: Он любит, как и я — люблю.

Скитаюсь по благополучным странам, Брожу по самым разным городам, С туристским интересом неустанным Глазею по чудесным сторонам. Здесь мне сытней, здесь

Сегодня мне не наливать! Я влюблена, мне драйв не нужен: Плывет хмельная голова, Соображаючи все хуже…

Благословенная Варенна: Строй кипарисов над водой, Едва трепещущий прибой — На миг покой в скитаньях бренных. Густыми волнами струится Над плотной тенью

Сегодня я была в гостях у Баха, Теперь я больше восхищаюсь им: Проживший без упрека и без страха Художник, муж, отец и гражданин. Всегда окр’ужен малышней

Я жду у лестницы Рейхстага, Туристы группами идут. Цвета трепещущего флага Не алы — словно не был тут Тяжелый бой. Победа наша И павших тысячи солдат Как

Принц Гомбургский, в ботфортах и со шпагой, Как символ нестареющей мечты, — Застыл на фото в величавом шаге Жерар Филип — сегодняшний почти.

Ворвавшись грубо в жизнь чужую, Чего добилась я теперь? Болячку снова бережу я, Не научаюсь от потерь. Забыть бы глупые стремленья, Холодной сделаться

Телеферик плывет неторопливо К вершине с бастионом городским; Внизу река извилисто-ленива, Шев’елит принесенные пески. С подъемом — шире вид альпийской

Лечу ментальную болезнь: Слепой любовью одержимость, Хочу до донышка долезть И удалить порока живность. Он там, он все еще живой, Червяк желаний и соблазнов

Прошедшие через века Десяток всем известных правил Я с прилежаньем дурака Своею жизнью проверяю. Покамест два мне удались, За лет всего примерно восемь

По шагу смерти уступая, Все ближе, ближе с каждым днем, К воротам ада или рая Безостановочно бредем.

Увидеть, что такое карма нации, И как растут плоды колонизации, Могу я в Лондоне на Бейкер-стрит: Она заселена вот здесь китайцами, Вон там — индусами

Разбитым ртом глотаю воздух, Живу ударам вопреки, Пока дышу, пока не поздно, Живу, чтоб искупить грехи.

Я помню этот черный день: Тринадцать лет тогда мне было, В газете скорбный бюллетень Случайно мать моя открыла. Там: «Анна Герман умерла От продолжительной