Дмитриев Иван Иванович: Стихи и басни

День что-то хмурится… Над пасмурной землею Повисли облака туманною грядою, Но в чутком воздухе царят теплынь и тишь: Не колыхнется лист черемухи душистой

‘Дамон! Кто бытию всевышнего не верит, Тот, верно, лицемерит’. — ‘Нет, случай Рифмина лишь произвесть возмог, А Локка и Боннета — бог’.

Дельфира! вот стихи, которых ты желала, Но боле от меня вперед не ожидай! Ты знаешь, я попал в поэты невзначай С тех пор, как ты меня узнала.

Да, хороши они, кавказские вершины, В тот тихий час, когда слабеющим лучом Заря чуть золотит их горные седины И ночь склоняется к ним девственным челом.

Глядите: вот Ефрем, домовый наш маляр! Он в списываньи лиц имел чудесный дар, И кисть его всегда над смертными играла:’ Архипа — Сидором, Кузьму — Лукой писала.

Все ли, милая пастушка, Все ли бабочкой порхать? Узы сердца не игрушка: Тяжело их разрывать! Ах! по мне и вчуже больно Видеть горесть пастушка!

Всех цветочков боле Розу я любил; Ею только в поле Взор мой веселил. С каждым днем милее Мне она была; С каждым днем алее, Все, как вновь, цвела.

Возьмите, боги, жизнь, котору вы мне дали! Довольно с юных лет я втайне воздыхал, Но вечно горести, все новые печали… Конец терпению!.. Я мучиться устал!

Возможно ль, как легко по виду ошибиться! Когда б знаком я не был с ним, То, право, бы готов божиться, Что это вощаной на вербе херувим.

Видел славный я дворец Нашей матушки царицы; Видел я ее венец И златые колесницы. ‘Все прекрасно!’ — я сказал И в шалаш мой путь направил: Там меня мой

В роще зеленой, над тихой рекой Веет и вьется дымок голубой И, от костра подымаясь, столбом Тихо плывет над соседним кустом. Белая полночь тиха и ясна

В надежде будущих талантов И вечных за стихи наград Родитель спит здесь фолиантов, Умерший… после чад.

В мире были счастливцы, — их гимны звучали, Как хвалебные арфы бесплотных духов; В этих гимнах эдемские зори сияли И струилось дыханье эдемских садов;

Была пора, питомец русской славы, И я вослед Державину певал Фелицы мощь и стон Варшавы, — Рекла и бысть — и Польши трон упал. Пришла пора: увянул, стал

Без имя Рифмодей глумился сколько мог Над глупостью — хвалить в стихах красивый слог. Не худо бы потом на вкус слепить сатиру, А там и здравый смысл ухлопать

Без друга и без милой Брожу я по лугам; Брожу с душой унылой Один по берегам. Там те же все встречаю Кусточки и цветки, Но, ах! не облегчаю Ничем моей тоски!

Бард безымянный! тебя ль не узнаю? Орлий издавна знаком мне полет. Я не в отчизне, в Москве обитаю, В жилище сует. Тщетно поэту искать вдохновений Тамо

Ах, когда бы в древни веки Я с тобой, Филлида, жил! Например, мы были б греки; Как бы я тебя хвалил! Под румяным, ясным небом В благовонии цветов, Оживленных

Ах! когда б я прежде знала, Что любовь родит беды, Веселясь бы не встречала Полуночныя звезды! Не лила б от всех украдкой Золотого я кольца;

‘Ай, как его ужасен взор! — Бормочет швед. — Он горче хрена!’ — ‘Ах, как он мил’, — твердит Климена. Как разрешить сей странный спор? И тот и та, конечно